Опять в театре. Экзистенция.
Три смерти Бена Бакстера – так я мог бы озаглавить свою заметку, если бы Р. Шекли не похитил у меня это название лет пятьдесят тому назад.
1. Союз Безусловного Самоуничтожения со штаб квартирой на Пушкинской 9, пытался завербовать меня в свои ряды. Успешно конкурируя с сектой евангелистов и секцией сайентологов, которые также пытались это сделать, регулярно встречая меня во всяких тёмных местах. Я не понимаю, откуда столько тёмных мест, ведь мы живём вроде бы на светлой стороне Луны.
Союз БС обратил против меня всю свою идеологическую мощь, а также, не вполне, быть может, надеясь на мистическое обаяние, напустил бомжиху Лену со справкой об анализах. Так профессионал добавляет к поллитровочке бутылку пива или стакан портвейна. Полирует. Обманывает пьяную душу. И я записался. Как мне было не записаться? Или не записался? А выписался?
Трудно противостоять Змею. Но коль уж взялся я быть символистом-пересмешником, добавлю: нельзя ли то же самое, но несколько короче, энергичней.
Хотя, если уж совсем по-честному, я лично предпочитаю, чтобы о различных идеологических несчастьях переселенцев из жизни в могилу грустили Солженицын или Ницше, а не энергичные талантливые парни. Воля ваша, есть в этом что-то неловкое.
Отразился ли на моём высоком челе всполох их несмертельного самосожжения? Не знаю, но репу я почесал.
Небольшим кульминационным взрывом в моей душе бабахнуло стихотворение «рыженькой», как ласково мысленно окрестил я её. А, кстати. Почему симпатичные девушки так смачно, если они, конечно, никуда не торопятся и даже сочно, а ещё лучше сказать, аппетитно - повествуют, особенно в рифму, о трагической судьбе дам, пополняющих армию путанок. Так ли несчастны последние. Слушаешь и трепещешь. В смысле какого-то непонятного трепета.
Но напрасно я трепетал. Подошли Алексеев и Беляев мрачные, как те архангелы, которые отводят забракованные души к люку самолёта «Земля – Вечность» и со словами: «извините, но вы нам не подходите», - выталкивают их в преисподнюю безо всякого парашюта… Подошли и, взяв «рыженькую» за руки, образовали неподвижную скульптурную группу – нечто вроде олимпийских колец. Представление окончилось.
«Я спустился вниз по ступенькам, закурил и пошёл в свою гостиницу под дождём». Что, конечно, можно истолковать, как маленькую смерть расставанья.
2. Я приковылял сюда после сказочной встречи с Евгением Мякишевым. Встречи эти нелёгкий труд, но и посвящение. Ты познаёшь тайну. Получаешь ещё одну степень. Становишься крепче. Главное определиться, сталь ты или нет и если ты сталь - надо ли тебя закалять.
Но и сталь нуждается в отдыхе.
Что может быть лучше прогулки по Невскому с поворотом на Пушкинскую и заворотом в подворотню, где разместил свои волшебные декорации театр поэтов.
Давали «оптимистическую трагедию». Автор сценария и режиссёр – Владимир Горохов.
Я познакомился с Володей несколько лет тому назад. За бутылкой смоленской смородиновой, Паша, - (он как-то умеет оказываться во всех компаниях, причём, может находиться одновременно в нескольких местах) - предложил поговорить о б--х. Но не тут то было. Очнулся поэт В. Макаров, поправил галстук и молвил: «в присутствие Володи Горохова, эстета и тонкого ценителя поэзии серебряного века, я считаю такие разговоры кощунственными». В результате говорили о поэзии серебряного века. Вернее говорил один Паша, остальные внимали и по очереди бегали за смородиновой.
И вот теперь выяснилось, что под маской «эстета и ценителя» скрывался отчаянный модернист и даже того хуже - постмодернист. Эдакий Босх - слегка, правда, стреноженный разнообразием механизмов и возможностей, явленных нам цивилизацией за последние пятьдесят лет.
Спектакль, повторюсь, назывался «Оптимистическая трагедия» - и в нём были задействованы такие мощные средства как: 1. глас, раздававшийся из пузатого магнитофона; 2. гипертрофированные цветы: одуванчик и ромашка – в виде Маши и Людмилы; 3. Владимир Антипенко, который сначала так на меня прикрикнул, что чуть сердце не разорвалось, а потом всё время пугал, что сейчас включит свет и всех выгонит. Загадка, зачем ему надо, для того чтобы всех выгнать, включать свет. Он что не умеет всех выгнать в темноте. Глядя на него, мыслю, что он может всех выгнать не только в темноте, но и в полном вакууме.
- Словом, на моих глазах разворачивал свои отвратительные, но крайне манящие щупальца некий духовный трансформер, созданный прихотливой абсурдностью самодеятельного чуда. С первой минуты я стал заинтересованно смотреть и впадать в такое состояние… в какое-то фантасмагорическое состояние: временами помрачаясь сознанием и не понимая, где нахожусь.
Режиссёр предпринял гениальный ход. Он ввёл в действие кислотный фрагмент хаоса, сжатый в размеры человеческих контуров. Можно сказать, архивированный в очертаниях человеческой фигуры блок тьмы. Zip- импульс чистого бытия в целлофане живого существа. Памятуя, что основное свойство хаоса - тождественность элемента целому. Я имею в виду: роль этого страшилища исполнял Тибулл Камчатский. Думаю, пробы прошёл также сам Антипенко, но избран был всё-таки лучший. Этот клочок хаоса в тибулловской оболочке стремился всех заколдовать, обмануть, вобрать, распространить в бездны…он знал в какие бездны.
Остальным участникам представления в созерцание и некоторое шевеление досталась стезя - вяло сопротивляться и оказывать противодействие. Или правильнее сказать -доказывать, что они тоже необходимы провидению для его тайных поползновений и практических мероприятий.
Однако по порядку.
Если бы чертовщина, которая вдруг началась на сцене застала меня врасплох одинокого и беззащитного, наверное, я бы сразу попал, только не на небо как Илия, а в то место, откуда, если верить Воланду, даже Кант не сможет вырваться уже никогда.
К счастью, рядом со мной сидела Галина Илюхина. Её успокаивающее присутствие, а также некоторые её навыки обращения с миром запредельного страшно поддержали меня в трудную минуту. Так я думал. Позднее выяснилось, что я заблуждался.
Раздвинулся занавес.
«Ага, - иллюстрированная ботаника», - догадался я, узрев Володю Горохова в клоунском пиджаке, Машу в костюме одуванчика и Людмилу в ярко-жёлтом платье препоясанную каким-то невыносимо красным платком. Разумеется, я не удивился, что центральное место экспозиции занимал Илья Жигунов, - я бы скорее удивился и опечалился, если бы его не обнаружил.
Вкратце. От поэта Белочёрного ушла жена. Цветущие девушки его утешают, предлагая заняться с ними поэзией. Несколько в сторонке обиженно держится Илья, играя роль некого дачника, которому никак не уйти на рыбалку…
И тут из закулисной тьмы вылупляется человек, которого я где-то уже встречал. Может быть в кошмарных снах. Нехороших предзнаменованиях.
Почувствовалось: он тяжёл какой-то подземной тяжестью, но при этом стремителен.
Так выглядит атомная бомба. Или Шварц когда отпускает кого-нибудь немного полетать с небоскрёба. Вирус, который во время всеобщего окончательного просветления был в командировке, а теперь вернулся и обнаружил, что он единственный злодей на белом свете.
Словом, Человек нёс в руках совковую лопату и был при этом спокоен. Я не специалист по людям с лопатой. Под рукой у меня нет никакого справочника. Да и есть ли таковые. Скорей всего избранные рождаются на свет божий сразу с необходимыми знаниями по этому вопросу. Очевидно также, что просто в силу несимметричного устройства вселенной есть белковые сгустки каким-то нерациональным образом заранее информированные, о правилах поведения в таких случаях. Скажем, датские могильщики.
Но если ты видишь человека с лопатой, знай, возможно, тебе придётся исповедываться именно ему.
Я узнал этого человека. Это был неподражаемый Тибулл Камчатский, вовсе не равный самому себе, так как древний инструмент в его руках приобрёл космическую суть магического жезла. Камчатский взмахнул им, будто застрелился и потерял свою гордую отрешенность. Расплескал тяжёлую мрачность. Сделался рассыпчат, суетлив, колюч, как вязанка хвороста. Вязанка хвороста, которую зимой из леса принёс в избу крестьянин, дабы растопить печь и немного согреться, а она вдруг заговорила быстро бурно неясно и крестьянин понял, что обречён выслушивать её советы, терпеть её капризы, исполнять прихоти. И главное. Никакого огня.
Однако эта мыслящая вязанка хвороста всё-таки пылала адовым огнём. Обычно такой огонь незрим. Но я его увидел.
Остолбенев, я неотрывно глядел, как он бьётся
И услышал, что Галя обменивается с ним репликами.
И я понял, что Галя тоже участвует в спектакле. Западня. Вихрь мыслей снёс поверхностные неплотные слои моего разума. Я потерял возможность мыслить. Жар охватил мой неподготовленный к жару организм. Я ощутил, что вселенная сомкнулась и все в сговоре, а я жертва, и финальным аккордом этой мистерии будет моя аннигиляция с окружившим меня хороводом теней.
Прозрение пришло слишком поздно. Завлекли. Дьявольский расчёт удался
Но как им удалось меня заманить. Почему я еду в лифте, в который вроде бы не входил.
Я погрузился в иррациональный мир. В таковой попасть живому человеку практически невозможно, но, коли попадёшься, не жди, что сразу, даже увлекаемый инстинктом самосохранения, сумеешь разобраться, где выход.
Вдруг загрохотал Жигунов, - он, естественно, играл в этом спектакле одну из главных ролей, неясного толка, но сейчас неким мистическим образом, символизировал нить Ариадны. Сообразив это, я стал внимать его непонятным речам с той трепетной надеждой, которую испытывает прокажённый, видя, что мимо проходит Христос.
«О, Лингвистический инцест, меня забили вы в косяк», - сетовал Илья, - и я послушно поворачивал в тупик, ориентируясь по запаху едкого кроветворного дыма…
«В прошлой жизни я был толстой поэтессой», - провозглашал Илья, и я покорно вёл эту толстую поэтессу в виноградник и даже представлялся этой декадентке каким-то мерзким Альбертом из Гваделупы…
«Я падал пылью на пурпурный ковёр», - обольщал Илья, и я послушно выбивал этот ковёр колотушкой, которую ловко сотворил из собственного сердца.
Да это же Шахматная партия сейчас двуликий Янус начертит пентаграмму и мир развалится. К счастью к Белочернову в этот момент вернулась жена. Или что-то в этом роде… и я очнулся.
Набоков говорил: если у вас дребезжит позвоночник, значит, у вас в руках произведение искусства, и вы его читаете. У меня же зверски заныло основание затылка, - а его в грубом приближении можно считать позвоночником. «Что это значит», - возопил я к тому месту в своём рассудке, где порой можно найти житейские советы и рецепты простейших блюд.
Скажу сразу, обычно на вопросы более сложные, чем таблица арифметики никаких ответов кроме хрюканья я не получаю, но не в данном случае.
Теперь Вам, дорогие, не нужно изучать дедуктивный метод, - объясняю: если у Вас ноет затылок, значит фразу: «Гражданин кантона Ури висел тут же за дверцей», - Достоевский написал именно про Вас.
3. Третьим отделением шёл конкурс русской народной песни. Соревновались пятеро. Я отдохнул и насладился настоящей поэзией.
«Любо братцы любо с нашим атаманом», - красивым баритоном проворчал какой-то развратный заводной апельсин к тому же всё-таки склонявшийся к мысли о стриптизе.
Симпатичный парень, похожий на Максимилиана Волошина, из того места воспоминаний российской Фортуны, где ещё довольно далеко до революции и всяких прочих дуэлей славянской загадочной души с её не менее загадочной обречённостью, - мастерски смахнул чёрным веером «Чёрного Ворона» стопку мёртвой воды со стола моей кармы.
В знаменитую «степь да степь кругом», меня пытался обволакивать старый рыболов.
«Есть только миг между прошлым и будущим», - вкрадчиво уговаривал меня сыграть с ним в русскую рулетку таджикский шаман.
А «раскинулось море широко» - вроде бы спел я сам.
Нирвана - вот словечко для того состояния, впав в которое, я подобно Мите Карамазову возжелал вонзить шпагу себе в грудь. Только Дмитрий передумал, а я закололся. Слишком велико оказалось желание проверить войдёт ли шпага в ту воронку, которая отверзлась в моей груди, вследствие пережитого восторга.
Я умер и тут как раз три раза протрубил ангел. Возможно, кто-то усомнится, что грустный бритый мужчина в малиновом пиджаке может оказаться небожителем, но не я.
Андрей Чивиков.
Источник заметки: https://dromos.livejournal.com/3798.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий