"В покер на словах" (о стихотворениях Ильи Жигунова) - предисловие Андрея Локиева к книге стихов "Потворство реальности"

Андрей Локиев написал интересное предисловие "В покер на словах" (о стихотворениях Ильи Жигунова), подойдя неформально и творчески к задаче. За что я выражаю ему свою признательность. Теперь весь материал для окончательного этапа работы над производством макета книги "Потворство реальности" собран. Привожу полный текст предисловия Андрея.

"В покер на словах"

(о стихотворениях Ильи Жигунова)

Сам я в покер не играю, а вот смотреть по TV всякие чемпионаты по якобы спортивному покеру – просто обожаю. На игроков интересно смотреть, все пытаются скрыть свои переживания – кто хитрые рожи корчит, кто улыбается всё время одной и той же улыбкой, кто каменные лица делает, некоторые в чёрных очках сидят, что на мой взгляд, только прибавляет их физиономиям выразительности. Но то, что меня раздражает – так это быстрый отказ от игры – сброс карт – в случае если игрок считает, что у него «слабая рука». Получил две своих карты, те, что видишь только ты, решил, что они слабые и сбросил. А как же те пять, что на стол будут выложены? Но не азартные люди эти игроки в покер – не гонятся за стрит-флэшами, да и на фулл-хаос не рассчитывают. Только и радуются синицам, а точнее попугаям, в руках, вроде пары королей*.

Вот так и с читателями стихов. За исключением того, что эмоции они не скрывают, даже наоборот, часто пытаются изобразить сверх меры, включая и то, что не чувствуют. А вот читают так же – одно-два стихотворения и сброс карт, в смысле закрытие книжки.

Так что правильнее отменить самовольный сброс карт чтоб играть приходилось до конца.

Итак, карты краплёные, колода подтасована, крупье (это я) в доле – сдаю. И вот тут-то всё и выясняется – карты, сданные, открытые, остаются непонятными… ведь мы играем в покер картами нового таро!

///

ангел в таксомоторном парке

покрывает себя чешуёй леща.

каждую пластинку промазывает языком

и приклеивает на своё шахматное тельце.

ранее солнце рассыпается перхотью

над многоэтажками и многоножками,

вальсирующими в сторону работы.

вроде тревожно.

кажется, что должна случиться некая фигня,

которая обозначит пределы.

ангел, покрытый чешуёй леща,

переливается радужными взрывами

под рассветной феерией.

ангел занят самолюбованием

и планом дорожно-транспортной мести.

действующие лица кульминации:

уже почистили зубы, позавтракали

и вышли на финишную прямую.

Зачем ангелу зашедшему в таксомоторный парк, приклеивать (причём тщательно!) к себе чешую леща? А шахматный – это в смысле полупавший ангел – чёрно белый? А как можно рассвет, красоту осиянную, сравнивать с россыпью перхоти? Ну дальше правда дело доброе – реабилитирована толпа многоножная, она уже не агрессивная вошь (паразитка), как у Маяковского, а некто целенаправленно вальсирующая на работу, ну а тревожность или даже тоску мы все от этого вида испытывали. Кажется, что случится фигня, обозначающая пределы? – Знающие люди скажут – кажется, крестится надо, жди, не случится. Далее снова про ангела в чешуе… это что «Ангел-А» из фильма Люка Бессона? Хотя скорее ангел-Ы. Ага, кажется я видел эту «ангелэссу» с чешуёй леща (куда там «белило густо»!), только она вагоновожатой была, из трамвайного парка. Такую в таксомоторный пускать, уж действительно всем на трассе отомстит. Ну а дальше ожидание действия… есть само действие. В нашем случае это ожидание флопа.

///

истончённая стадия рук в невозможности в губы

льётся персиком сок по отвалам наваристых щёк

я люблю тебя трогать пушистым своим ледорубом

прощать наизнанку мечтанье и делать прыг-скок

центрифуга метели подчистила старые мысли

ослик выстригся в клок остался кусочек – иа

облизав хризантемные боли оскомины кислой

я хочу лицезреть как летает твоя голова

по изломанной комнате проросшие стены черникой

ты боишься моих поцелуев пропахших травой

не умеешь преданно лаять тогда помурлыкай

что упал вавилон и карфаген овладеет вдовой

я пойму

Я вроде бы узнаю эту ритмику, эту звукопись. Знаете, такие загадки, где известные стихи пересказываются цифрами? Но не узнал, то ли только показалось, то ли слишком увлекли неожиданные сочетания образов. Образы не апеллируют к рассудку, наоборот рассудок они ставят в тупик, но уж тут жаловаться грех. У «облака в штанах» тоже поди был свой пушистый ледоруб, который проламывал лёд быта. Образы создают внутренние ощущения: нежности, защищённости, доброты, ласки и т.д. Мы только привыкли иметь жёсткую связку для них от внешних: тактильных, температурных, зрительных (особо навязчивых), а автор предлагает нам внутренне в чистом виде, лишь косвенно связанных, точнее переданных означающими внешнего.

Вот так. Если в первой сдаче мы прорывались в лабиринте ломаных смыслов, то во флопе оказались наедине с собой, ведь что-то такое знакомое… и получается этим лабиринтом уже стали мы сами, а автор лишь подсветил фонариком его стены, в которых мы привыкли блуждать.

Ну какой тут сброс – ставим на тёрн.

///

на туфельках мерцает инфузорий

навершие в огнях смещает смысл

потерянный покрытый белой корью

и воскрешённый чередой ремиссий

плывёт под микроскопом осторожность

мазутом полируемые стансы

на утро было грустно и безбожно

проехали упущенные шансы

а что не так когда свирель из глины

крошит ружьё и предвещает обжиг

неужто ляжет тенью журавлиной

на сердце черноморский голый ёжик.

«То, что вверху, подобно тому, что внизу, во имя совершения чуда единства». Ага, туфелька-инфузория подобна инфузории на лабутенах – это была моя реакция на первые четыре строки стихотворения. А, ёрничай – не ёрничай, деваться некуда. Даже осознавая пустоту ничего не дающих фривольностей и случайных флиртов-романов, мы не отказываемся от них в молодости, а многие прячутся в них от старости. Так что журавлиная тень привлечёт к стервозной красавице в супер-мини купальнике на черноморском (это Илья Жигунов ездит на Чёрное море, я предпочитал разнообразие) пляже.

Н-да, вот прорвёшься сквозь баррикады образов, а там… то от чего ты привык прятаться большую часть жизни. В этом и опасность читать подобные стихи. Но всё же: ставим на ривер.

///

перекрёсток утренней тяжёлой головы.

извилины выбирают пути пахлавы:

похвалы сладкой - в отместку горю,

пряной бабушки - плывущим в море.

носятся перекрёстки, снуют по башке,

в череп палочкой стучит юрий башмет:

вскрывайся скрипами, исподнее - наружу!

с волшебной дурочкой оргазм отужинай.

на распутье ж/д крыша лежит ничком.

все разъехались, болтаем с белым бычком

ножками, хвостом шевелим, копытцем

бьём по весёлому посмертному ситцу.

Уж выпало, так выпало.

Ах, как это легко говорить про стихи Николая Рубцова: всё так знакомо, всё так близко, всё понятно… я правда в таких случаях добавляю – и зачем читал? Ведь ни чего нового! Самое смешное, что про данное стихотворение Ильи Жигунова, я могу сказать тоже самое – всё знакомо (перекрёсток утренней тяжёлой головы – точно знакомо), всё близко, вот только насчёт понятно… Да, рассудочная понятность уходит в сторону. Но то рассудочная. Ведь музыка тоже имеет свой смысл, без всяких слов. И то, что они обозначают что-то конкретное, имеют свой денотат, как будто даже мешает. Чтобы легче шло восприятие, приходится отрешатся от прямых значений в пользу коннотаций. Мои ассоциации останутся при мне – уж больно они интимно… не самые приятные.

Вскрытие:

Ю. М. Лотман писал «Поэт не может играть с читателем в поддавки: отношение "поэт - читатель" - всегда напряжение и борьба. Чем напряженнее, конфликт, тем более выигрывает читатель от своего поражения. Читатель, вооруженный комплексом художественных и нехудожественных идей, приступает к чтению стихотворения. Он начинает с ожиданий, вызванных предшествующим художественным и жизненным опытом, именем поэта, названием книги» (Ю. М. Лотман «О "плохой" и "хорошей" поэзии»). Выиграть от поражения! Вот только самое сложное, когда главная информация скрывается в нас, и мы её очень старательно от себя прячем. Вот и поэзия представляемая нам в виде смысловых баррикад, приводит нас к тому знанию, что мы тщательно скрываем от себя. А она намекает этими завалами, подталкивает туда, куда не хочется. А если б баррикад не было, мы издалека бы увидели мерцание чего-то такого и… успели бы отвернуться. Впрочем, интуиция обычно не подводит, и стихи-баррикады не читаем в принципе. И не выигрываем. Сброс перед вскрытием – выиграть слишком страшно.

____________________________________

* - Правила спортивного покера в Техасском Холдеме и Омахе: первые две карты сдаются игрокам, каждый игрок видит только свои, далее на стол выкладывается борд – пять карт, которые лежат на столе в открытую. Борд выкладывается в три захода: флоп – первые три карты, открываемые одновременно, сразу после первого круга торговли, тёрн – четвёртая карта борда (открывается после флопа), ривер – пятая (последняя) карта борда. Выигрывает тот, у кого образуется лучшая комбинация из своих двух карт в совокупности с бордом. Ставки делаются перед сдачей «своих карт», и далее перед тремя сдачами в борд. На каждом круге, если игрок считает свою позицию малоперспективной, он может сбросить карты (две своих), т.е. выйти из игры. Большинство сбрасывает, не получив на руки пару из старших карт, что, по-моему, абсурдно.