вторник, 25 июля 2000 г.

"Без сумы - с ума..." - цикл стихов из книги "Русское небо"

Цикл стихов "Без сумы - с ума..." написан в период с 19 по 25 июля 2000 года. В дальнейшем цикл войдёт в книгу "Русское небо".

"Без сумы - с ума..."

Метаморфозы Хмельного Похода

Пойдём со мной! -
Я умею зимой целоваться ливнями
и скрещивать крови между строк Корана.
Я знаю, как вызывать одиночество и страх
из повесившейся комнаты.
Я вижу в обронённой стрекозой пыльце
эпилептические припадки Богородицы
и врачую их перегудом Перунова Дуба.

Пойдём со мной! -
Я умею сачком ловить из опалённой Вселенной
библейских космонавтов и их пасынков.
Я научился выращивать в стреляных гильзах
хрустальные ветки чёрной смородины,
чтобы потом разбивать их над Троянскими муравейниками,
обостряя обоняние заплутавших троп.

Пойдём со мной! -
Я знаю, как нектарно перетекать
из Зазеркалья в закопчённые иконы.
Я умею читать по следам медведей
пророчества голых веток на сквозняке птичьих суицидов.
Я выпариваю из морей запах твоих волос,
когда ты ещё не проснула свои желания.

Пойдём со мной! -
Я научу тебя быть невидимым ручейком
в гриве красных коней,
ласкающихся приручёнными снами и дрёмами.
Я расскажу тебе твоё настоящее имя,-
я нарисую его тебе хмельными смолами
по холсту стоцветной поляны.

Пойдём со мной! -
Это не страшно. . . -
так приходит за весной весна;
так Русь калачиком лежит у твоих ног,
когда ты распускаешь из тюрем
ослепительных погорельцев радугой;
так в твоих руках облако
прячет строгие взгляды ядовитого дня.
Пойдём! -
и мы научим себя друг другу,
чтобы хоть изредка вспоминали нас 
за холодным несдавшимся горизонтом.

 
В Ожерельных Переборах

А бусы твои рассыпал. . .
..........................................
Первая бусинка - ходили по воде босиком и улицей.
Вторая бусинка - что кровь из пальца в больнице заброшенной.
Третья бусинка - лучил тепло из соседских девок.
Четвёртая - целовал на виду Вселенной всей твои локоны.
Пятая бусинка - не спать,- гадать до вестей добрых.
О шестой - наказ молчать и вздохи прилаживать к брошенной.
Седьмая бусинка - отпусти рвать паутину скальпелями предплечий.
С восьмой - легче изгулять себя по шпалам и рельсам тоск.
Девятая бусинка - воск течёт из крынки на колени твои без меня.
Десятая - это солнышко присело на окно с лесными гостинцами.
Бусинка одиннадцатая - закатилась копейкой под метель юбочную.
С двенадцатой - вечеря наивна и открыта горизонтом учёным.
Тринадцатой бусинки - след простыл. . .  и умер. . .
.............................................................................
Легка, пестра и пророчна низка сия.
..............................................................
А бусы твои рассыпал,
чтобы перебирать по зёрнышку дела твоего чудесного быта.

 
В Имя-Небо Твоё

. . .и в имя Твоё не остывал. . .
только вёл с Байкала скрытников да расстриг;
только подол Твой расписывал кличами боевыми, древними.
Яблоко хранил до зимы в сусальных сусеках,
чтобы крепчала рука на Твоём раскольном оперении,
да чтобы не хворали слёзы Твои о невернувшихся.
Ты прости, что будил Тебя ставнями с петель свиристелей,
что окорячивал тыном малиновые заповедники губ Твоих.
Боялся я ниткой терпкого страха 
сквозь игольное ушко неверных стерхов -
Тебя изговоривших за пенной кружкой.
Но долог мой сокол на моховых перинах Твоего разбуженного неба;
такого неба - за которое сны рвутся по швам наружу;
на стужу воевать подзывают сахалинские апрели.
Не зарекай в Себя омуты моих не отпетых уст,-
я на свадьбах сибирских плох вечноцветьем и грустен морошкой,
но уткни - не бойся! в моё плечо Свой певучий апокриф;
Свою шелкопрядную “лественку в небо” прислони на грудь мою.
Звоном Богородицы просыпаются бутоны на Твоих губах;
каждая бусинка звенит летописной бабочкой
и ревнует к моим строгодрёмным переборам 
в Твоём гиперборейском изголовье.
А на солнцеворот принесу Тебе в мокром от радуги конверте
боли Твоих богатырей,
тупящих мечи харалужные в землях магометанских.-
Не суди их равнодушием лунных стояний,
моя Светлоокая!
Не губи их молчаливым болотцем,
словно пустуют Костромские срубы,
моя Нечаяная и Негаданная!
Запыхалась речь моя,- словно Русь дробят нечестивые,
словно котейка не опомнился вернуться к вдовому витязю,
словно струны ржа алая поела,
перепевшись поминальными звёздочками во лбу поселян на выселках.
Молю! на Ночь Люциферову
охороводь меня Купиной Неополимой;
пуговицей, в кисет зашитой, охрани. . .
Разбудным посвистом, словно из гробины, скоро подыматься
скифу-русичу Твоему верному! -
на смерть стоять о неосквернённом полёте Твоём
в Преисполненном Именем Твоим Небе.

 
Привал

Ты прости меня.
Долгая пыль и ятаганы серебряные,-
вот и вся походня в обожжёных полянах
по ягоды твоего берестяного страха,
по весёлую воду весеннего равноденствия.

Ты не вспомнишь,
как вершины умывали меня пшеничным ливнем,
как Тибет поджидал крыльями распятыми.
Ночь точит ножи и косы мои секёт,-
сердце разлукой боронует.

Я жду тебя доныне.
Муравейником мне подсказана тропа ветра,-
ветра в ноздрях похорон кочующего.
Прильни в мхи коленями голубики,
слушай, как иноки здороваются кресалами,
как не прощает мать сына отступившего;
а невеста его, дуплом обернувшись,
горюет и ждёт.

Милая,- слёзы в кровь!
Да святятся персты твои точёные старообрядные!
Не стели мне ночлег перинами,-
не успеть отболеть к сроку.
Завтра - вести о кончине моей - не верь.
Это лапы и звоны иноверных и злых.
Не сбыться сему.
Жди меня полётом и прощеньем,
моя самоцветная и босоногая!

 
М - А - Я
(складень)

I.
Мая - мельхиор и дождь кожемяк - имя твоё.
На Великий Устюг сворой тугой бегут полонянки
пить из искр 
          секиры страстей и кельи слёз луковых.
Ночью гораздой не ходи плачей пестовать,-
веретеном на Святки жди милого.
Он усерден под кнутовищами скифов
и зорок в снегах околевших протопопиц.
Пьяный лес ноги его калечит пнями суровых летописцев,
а русалки завлекают станами обнажёнными.
Но твёрд и не явлен кремнем Китежа он;
он неуловим пером Гамаюна.
Сладкая лесенка букв имени твоего
дымится на устах его в ночь висельную.
Гони веткой утлой ветлы думу скорбящую;
разбинтовывай солнце из кукушек приручённых! -
В твоих сенях - они заботливые и хлопотливые матери. . .
Уже завтра река хвостами зубров небесных
отмахнёт икоту жаркую,
а дорога дальняя запылится гривой и чубом знакомым.

II.
Мая. . . Мая. . . -
Пишем с братом по ситцу солнцеворота
имя твоё узорочное;
ждём ответов голубиных от тебя
и сестры твоей - Ярославны.
День щекой румяной тычится в губы наши;
молоко голубеет под радугой.
Ваши серьги и бусы росу забавляют вблизи костра
и гадается легче по нимбам тополиных привалов.
Береги себя, словно горсть сукровицы в сечу суровую;
словно последняя помнишь иероглиф звонкой тоски.
А метели не завлекай в бани чёрные,-
в них тревожатся наши взгляды за горизонт.
Вёсла дубовые завтрень начнёт строгать,
справлять резьбой можевеловой,
чтобы песенней плаванье в дольний Град твой,
да чтобы сплочённей плечи внимали ведунам-облакам.
Хлам угрюмых в гарях раскольных забудем,
а ларцы-алконосты зазевают подарками:
земляничные идолы, туманы сиреневые да перстеньки дубовые,-
тебе сердцем, Рождеством вспоротым,
выбирать из двоих нас - могучих от земли родной,
благородных от молока материнского - птичьего.
Ночи тебе сафьяновой и спокойной. -
Завтре свидимся.

III.
Он обидел тебя - так из окрика аиста вызнал.
Зажурчали глаза и просыпались зёрна в Шексну. . .
Но утробною полночью - не купай свои пальцы в лучинах,-
не топи собою избу.
Он обидел тебя - ветер ветку в ноги клонил,
и медовый нектар прокисал от обиды щемящей.
Завтра день! - Обещаю.
Стон кругов по воде не поможет -
не лукавь отчаяньем камня.
Птицы любят тебя целовать на заре Аввакума,-
теребить твои губы песней румяной малины,
а цветы полевые зимней ночью гостить у печи.
Осиротствовать их - не твоё.
В месть рядится (будто в ряску болотце) - подавно. . .
Он обидел тебя. - Ярила - отец твой весенний -
судиёй суровым ему. -
Так снеги и льды вековеют над щедрой Кубанью;
так зыбки пустуют в срубах (огнивших в плесень)
девок коварных 
   и парней вороватых и похотливых.
.................................................................................
Кружевным раденьем врачуй
дядек не-верных и грозных.
Житие батожьём отменяй и меняй на облавы гуляк,
колесивших по сотам градов булыжных.
Чан серебрянный в пух исплескай,
словно кровь обескровленным в бойне жаркой даруешь.
Имя помню твоё и пою эхом Сирина
в сыромяге дупла за ковром Забайкалья:
“Мая - в мае, моя. . . . . .” 

 
***

В Мекку лучами и битвой сусальной
ведёт и лохматит окрик травы.
Мне не вернуться к тебе. -
Ждут корабли хлыстовские меня
выпить яд бронзы из чана.
Рана уже затвердела корой-берестой.
На постой закричала боль ягод в лукошке;
морошка взорвалась плуталью...
Сермяжною сталью ты в бубенцах,
а я слепью охвачен в солнечных играх...
И только медведи даруют мне мёд
приручённого неба;
хлеба чёрствого, ливня
просит босой богатырь.
Ты узнай его, Дольняя-светлая! -
Это я, покинувший каменный город.
Мне распутали руки на реки,
акафистом смочили губы...
Трубы! Трубы гонца из берлоги горящей...
Это степь стелит день
и являет тебя настоящей.

 
Врачуют Чарами Гари

Врачуют чарами гари...
В пожаре смех рассыпался на янтарь. -
Вывели на заплаты волчьи
того, кто в струге струнами горевал.

Брызги раздавал охотникам за румяными щеками,-
Речь Посполитую прощал в лубяной рассвет.
Слово дымилось в устах от обиды;
калечил пень...
Взвейте паруса осин выше юдоли обожжённых. -
Их жёны - растерзаны конями половцев;
корнями отроки их - в измор инея окаменели.

Пели сильные за утро!
Будто колчаны - для подарков котомки...

Потомки! услышьте меня,
в крапиве жаром наречённого! -
Не проспать прихода корявой.
Ямой не обмануть курную избу души.

Завтра ворота сморщатся к гостям непрошенным...
Чтобы лебедью вплыла та,
о которой - сон в кровь - подушку пачкал.

 
Вызнать бы. . .

Как зовут тебя, обручённая Велесом?
В год високосный я ли не зрел на ладонях твоих?
Помню... росу на сосках
и побег на Алтайский ковёр.
Нам журчали шаманы;
в нить крутили ручьи.

Как зовут тебя?- Кличем каким
дерзают лужёные глотки
женихов, что от Никона тягой...
Процелована кожа твоя птицеловом,-
он силок из бровей променял
на безбожную радугу;
ковылял на пыльце рябиной крамольной.
День без солнца - дело к войне:
к битве на пашне небесной.

Как зовут тебя, вербная-верная?
Память чёрный ворон склевал;
моль изъела сознанье
продрогшим до слёз Вавилоном.
Мне хворостиной в поцелуйный день маяться
по твоим русальным ожогам,
примерять себя в Сясь.

Не опомнить нареченья твоего,
не слизать тоску ячменя с руки батюшки.
Как зовут тебя,
сердцень мой разбинтовавшая-укравшая? . .

Комментариев нет:

Отправить комментарий