В театре поэтов.
После некоторого многозначительного перерыва открылся театр поэтов. Открылся спектаклем Людмилы Рединовой «Художник рисует этюд». Коротко, образный ряд этого спектакля: мышцы, щепки, Галатея, корреспондент, осенняя прогулка вдвоём, наоборот весенняя парочка в центральном парке, девушка с веслом, муза, бог-громовержец. В роли бога-громовержца, да и вообще некого мощного духа, который всё пронизывает и одухотворяет - Владимир Антипенко. Он же, в связи с переходом театра на печное отопление, – главный специалист по заготовке дров. Он же автор какой-то неясной интриги, призванной вероятно вносить в театральную жизнь дополнительный специфический смак. Добровольный взнос действительно увеличен вдвое. Вероятно, чтобы не сдерживать благих порывов у скромных и пунктуальных меценатов. Но, как и прежде, сохраняется возможность для тех, у кого финансовые, либо же моральные затруднения, всё-таки пройти внутрь, лишь как-нибудь немного заговорщицки пошептавшись с огромной прозрачной шкатулочкой.
Спектакль удался. Некоторая бессюжетность – ядовитое следствие первородного греха. Провисания отнесём на счёт естественного волнения. Заключительный аккорд. У рисовавшего что-то на протяжении всего действия Володи Горохова, спрашивают: что вы рисуете? – Я рисую осень. – Набежавший, как шторм, Антипенко вырывает холст. Поворачивает. На картине автопортрет художника.
Теперь основной вопрос. Где Илья Жигунов? Разглядывая актёров и мучительно вслушиваясь, я не мог отрешиться от неотвязного субъективного впечатления, что явственно не хватает чего-то существенного. Какого-то тёмного шевеления, необходимых поползновений подсознания? Вроде как, не то, чтобы трудно, но, скажем, необычно дышать. Или заплатил за ботинки, а когда дома раскрыл коробку, она оказалась пустой. Нет, это, слишком. Скажем, вышел из дома в отличных ботинках, но почему-то из какого-то ментального каприза не надел носок--. Илья так и не появился. Безобразие. Загримировался он, что ли. Стыдно признаться, но я даже заглянул под кресла. А вдруг он там затаился, чтобы в нужный момент вырваться в виде какого-нибудь дракона, буреобразно оживающего как раз с наступлением холодного листопада.
Спешу вас обрадовать. Илья жив. Он на месте. На посту. Во втором отделение он блистал. Окружённый двумя симпатичнейшими девушками, жизнерадостно выволок себя из собственной метафизической кожи в коронном своём номере – «змей извивается и падает с кушетки».
Илья продолжил играть и по завершению. В тёмной арке он завернул устрашающий номер из репертуара Вертинского, с Белкой в роли «не нужной ему, в отличие от темы, женщины». Женщину он признал пригодной к почти вертолётному кручению и, следовательно, тематической, но до того себе не нужной, что чуть не пробил её головою кирпичный дом. А чуть позже в маленьком кафе с демократичным названием «Под большим унитазом» поэты смогли восхититься Ильей, исполняющим что-то вроде психоделического стриптиза. Да, вот словечко. Именно так Илья и выступает. Я живо вспоминаю. На сцене магический фокусник. Ему ассистируют две полуобнажённые красавицы. Соблазнительные донельзя. Но, понимаешь, что, возможно, это существа другого мира, лунного свойства, питающиеся живым мясом. Они расцветают. Маг медленно откручивает верхнюю часть черепа и начинает вынимать из плотных глубин своего рассудка различных чудовищ. Правда, на воздухе эти монстры долго не живут. Но очень красиво умирают. Не знаю. Может, суть здесь в освещение.
Но, не будем забегать вперёд. С Ильей мы встретимся не раз. Он участвует почти в каждом спектакле. С ужасом я думаю о том, что было бы, если бы его не было. Впрочем, то же я думаю и об Антипенко, да и, по честному, обо всех других участниках театра поэтов.
Ибо иду в театр поэтов, как на праздник. Радостно оживлённый. В предвкушение чуда. Ожидание открытий.
Тут дело, верно, в том, что некоторые стихи, некоторые даже - поэзии, такого свойства, что требуют именно авторского чтения. Причём, в обрамлении некого действия и возможности взаимодействия. В коллективе лучезарно сгорающих соучастников. Сноб скажет, что, коли, поэзия не очень-то живёт отдельно от своего автора, на бумажке, – то это и не поэзия вовсе. Нет, я так не думаю. Потому что без возможности такую поэзию слышать и смотреть, жизнь потеряла бы некую значительную часть своей прелести.
Капелька Театра или понятия о театре необходима мыслящему человеку. А в классическом конституционном виде я его вдруг однажды невзлюбил. Люди на сцене, страшно скрипя половицами, неестественными дырявыми голосами произносят речи, написанные для них туманными темнобородыми дядями (или тётями - ха?). Даже того хуже, суетятся, мечутся; истерически, визгливо, с ненатуральными паузами кричат друг на друга, то ли перекрикивая плохую акустику, то ли демонстрируя, что у них куча, так называемой «внутренней энергии». Поэту же, чтобы эту энергию явить, необходимо прочитать одно маленькое стихотворение своего собственного изготовления. -- Вижу немного завёлся. Но править не буду.
Итак, театр поэтов открылся. Событие это, наверняка, обрадовало и хозяев окрестных алкогольных лавочек. Подсчитав вечером барыши, они горячо возблагодарили маммону и задумались о скачкообразности бытия. Да, поэты отмечали открытие своего театра. Тем более, что в Петербурге, как раз сейчас отдыхает Александр Ефимов. Начали с аппетитных пузатых фляжек. Продолжали зверскими литровыми снарядами. Волна веселья оказалась столь мощной, что меня, например, унесла на вершины райского блаженства. Слегка закачавшись на этих вершинах, я еле отмахнулся от назойливых представителей ночной милицейской власти. Они как-то почти безудержно пытались выяснить, нет ли у меня с собой, эдак, нечаянно, наркотиков и холодного оружия. Причём, отмахивался я от этих тёмных людей в фуражках, рукописями Жигунова, коими по счастливой случайности оказался под завязку набит мой карман. Милиционеры читанув что-то в этих листах не то, чтобы испугались, но как-то засмущались. Что ли.
Озарённый по-прежнему, на частном извозчике я примчался домой, я чувствовал себя совершенным. И предался сну только потому что, а как же мне было не предаться сну, - я рассчитывал очнуться уже в другом идеальном мире. Увы, мои расчёты не оправдались. Я пробудился в мире совершенно мрачном, даже отвратительном. Легко поправив его несколько искривлённую физиологическую составляющую, - при помощи маленькой прозрачной бутылочки и одного древнего заклинания, я, к сожалению, не смог совладать с неопределённостью психической и ущербностью духовной. Нужно время. Только время устраняет кропотливое желание исследовать все, даже самые тихие, звуки на предмет их отношения к миру абсолютного ужаса. Сглаживает ощущение краха. Смиряет взрывы необоснованной тоски. Но всё это другая тема. Мрачная. А во вторник нас ждут чудеса. Не забудем также навестить клуб ХЛ. Там в понедельник выступают Евгений Мякишев и Михаил Болдуман.
Андрей Чивиков
Источник заметки: https://dromos.livejournal.com/13263.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий