Цикл "Собор неполной семьи около Болотного Осириона" из книги "Потворство реальности" написан с 29 января по 25 ноября 2020 года.
***
утро - чистое горло.
пахнет упруго мякотью лаваша.
дворник в пижаме скребёт по асфальту снежинки.
это будильник второй мировой,
но если точнее - третьей-четвёртой-пятой.
ничто не кончалось,
лишь тростники заплетались в косички,
когда мы собирались семьёй на болото за клюквой.
***
Моему другу Евгению Гаеру
человек проснулся в лесу.
лес заколочен крест-на-крест.
нет грибников.
перед входом на дубе листок А4,
что проход запрещён и замшел.
человек в утробе дыхательной фляги
раскурочен на ароматные взрывы,
на звуки исхлестан вуалевым пеньем.
он хочет выразить словом
восторг, воссиявши внутри.
но не знает имён
ни лишайников, ни травы погорелой.
он сочиняет.
он даёт имена.
убивая, даёт имена:
смЕльная кОпла лохмотьями лижет пределы
глазами махает уклюжая бочка мерЕжи
кУч обуЯн и подзовным рыданьем запЕлы
морось на сливы изгиб присыпает калЕжик
тУчится рвАнька постой до умОрой подумай на бабском
сколько налётного дали и кустик ресниц наугад
марево звЕни истёрто в лохани январской
кривится пастырь на рот пастушонком нарАд
хвёлая дАнка да что там мекрЫнь да утЁки
лЕжным его укрывай да пощёлкай избУдой
нЕлик придёт отбаюкает Ипрем по самые Оки
и разменётся страстная утЕрва глазищами Юда.
человек не проснулся в лесу.
весь забытый отместкой
с пометкою “умер”.
лес простит человека.
лес простит.
***
красный лес с белыми берёзами.
подтёки ржавчины по стволам.
на опушке женщина из запорожья
под семидесятисантиметровой чагой восседает,
сало нарезает ножиком из ашана.
комариная шпана злится от красного,
пикирует атрофированную руку женщины.
женщина не из запорожья всё таки,
из пушкара она.
не сало режет, но манго чавкает,
что сладость её капает
на травы красные,
на кончики веточек красные,
на капельки зародышей,
развешанных по красным паутинкам.
а берёзы столбиками пограничными белеют
и не пускают внутрь.
***
боль и отёки - слагаемые осени.
канава с шарами дождевиков - вдоль,
вырубка и пролётками паутины - вдоль.
а в ельничке, где красных тьма,
выхаживает белый носорог:
ельничек-то - поперёк.
мох заплатами на лицо - маска октября.
муравьи в очереди за хрусткой субстанцией.
рыжие усы из дупла.
радужные тельца переливаются в них.
упасть и не вернуться.
чтобы далее - вдоль, вдоль.
***
мятный лес.
перекладины, чёрточки и кружки веток.
рыжий ток мха.
чунь-чунь! и вышло в облако.
истончилось скелетом на ольховой листве,
как будто не мерещилось в клочке земли -
инородное,
подёрнутое усилием грибника.
лиловый ком паутины
древней маской на лике Сестры.
воры-муравьи несут в семейное крошево
вздохи еловых лап,
грызётся солнце по ухабам
и нырк - в соты выворотня.
лежит небо в гнезде голубики,
вращая по орбите свои серебряные планеты-ягоды.
***
выструга семизначных столетий,
выволока кипячёного неба.
тревога - до пурпурного сигнала опасности. -
так лежу кварцитовым камнем на замшелом пне
где-то в глубине леса под Слудицами,
куда не доходят ягодники и грибники.
я-камень, лежащий на пне
окаймлён частоколом небрежных берёз
и тростником преступной непроходимости.
мне не сдвинуться.
природные появления не обладают силой,
способной столкнуть и ослабить меня:
сдуть, слить, сгнить.
меня не находят.
я-камень лежу на замшелом пне,
сам покрываясь лишайником.
я - деревенею.
пень - каменеет.
нас не найдут.
***
в пристальной поросли лесной герани
сверкнули хрусталики.
ветер вздыбил загривки елей,-
предчувствие ощетинилось.
приближение к вырубке на южных холмах
вызывало ломоту и першение,-
значит уже рядом.
значит пора сбрасывать с себя кожу,
разноцветную лишайниками
и изразцовую узорами короедов.
.зажатое дыхание.
зажатое между Онзой
и Болотным Осирионом,
сложенным из мегалитов окаменевших сосен.
на вырубке, сбрызнутой брусничным кровотоком,
под мхами перемолотых столетий
волей изнутри
искать части расчленённого Осириса.
становясь прозрачным,
просачиваясь туманной изморозью в поры земли
чуять окоём Его глазниц,
стекать спелой водой с Его обледеневших губ.
голову, величиной с гром-камень,
обнимать талыми ядами,
возникать тёплым дыханием из ничего,
срастать ладони Его с руками,
лелеять в открытых лёгких намёки бездонных озёр.
и так год за годом,
пока плоть Его не восстанет на вырубке,
зажатой между Онзой
и Болотным Осирионом.
***
что дать тебе?
резон сухого ветра не оправдает.
отец не скинет из карманов
ключи,
дорогу, землянику и жуков.
придёт - завалится на холм из одеяла.
что спеть тебе?
угрюмая вода из крана не отпоёт.
размочит мать! на нежность свои мечты
и лифчик скинет на горбатый стул,
где мхи преобладают.
что снять тебе?
где боль накрашена - там боли не видать
и сразу много боли.
придёт не человек, но ангел с рюкзаком:
бинты достанет, лакмусы, жгуты.
складные крылья упакует в чемодан,
приляжет в изголовье пучком лаванды
и погрузит тебя, меня, отца и мать
в молочное созвездие Дремоты.
кем стать тебе?
………………….
***
из старого маразматического сукна
на тебе! - юдоль передавленной пижмы:
на пижаму и жимолость на зрачке.
домашнюю прачку износа не примыливать на ходу
вед твоих, дорог твоих и сливовой зависти твоей,
что мешками синими висит да гниёт под глазами.
по меркам пенсионным - всё исподволь,
да, и пусть.
но мерилом монументальным - всё внутрь.
внутрь, чтобы треск стоял столбом вавилонским,
чтобы чугунный снег - легче пёрышка.
вези! до орды из старого маразматического сукна,
из доносов солнца на прелые росы твоя,
на трилобитную гордость в окоёме нежности твоя,
на капельки семени, юркнувшие в солёные пересохшие земли твоя.
***
сладкие травы для евнуха,-
не полынь - звёздные крошечки.
и врата железобетонные,
как предсказания старых часов
без клуши-кукуши,
открываются срамом на запад.
видит пядь-во-лбу семь жрецов.
кто мудрей - истекает из женщины
алой слизью на тимьяне настоянной.
сладки травы - унылы и приторны.
головная боль излетает к солнцестоянию.
будет день - будет тысяча яств
без прожора прозренья и дикой обиды на руки,
что лелеяли травы на сладких нитратах вселенной.
***
сахарная вата тумана скользит
над рентгеновской рекой.
звёздный чай мельтешит в кипятке
на дне жестяной дедовской кружки.
костёр - мал!, да велик.
изобилие искр при ударе еловой палкой по головешке.
ещё удар.
после - писк боли сгоревшего дерева,
несущийся звуковой змеёй
между стеблей рогоза .
надо снять с себя всё металлическое,
необходимо зайти голым
в рентгеновское течение реки
и просветить себя,
насквозь, без обиняков и коросты совести.
просто просветить.
и стать святым или прозрачным.
***
Белле Гусаровой
флейта человека
на румяном восходе изливает признания
в любви,
в убийстве по неосторожности,
в краже истоптанных башмаков.
звуки этой флейты -
тяжёлая вода на полустанке мыслей,
где трогается состав одноразового разума.
флейта земли
на покосе золотого колоса трелит волю
постигнуть недра скорбящего,
вывернуть наизнанку галактику верхней мантии,
спрятать секретик шестилетней Марии.
звуки этой флейты -
нефтяная испарина забвения империй и поэтов,
где давление мощей вздыбливает высь.
флейта неба
на переливе из голубого в чёрное говорит тишиной
о беспредельной птице,
о растворённых в колодце душах,
о бумажном самолётике.
звуки этой флейты -
треск радиационной бесконечности
на краешке цветка лотоса.
Комментариев нет:
Отправить комментарий