Цикл "Пространственные аномалии на белой бумаге" из книги "Потворство реальности" написан с 18 января по 25 ноября 2020 года.
***
тревожный и живородящий
ящик
стоит на перекрёстке двух сосков.
да, что ты, что ты! -
кричат из него шпроты.
и нега вечера ложится в лапы повитухи.
натягивая нефть на пальцы,
она на сортировке,-
в контейнеры раскидывает вновь прибывших
из чрева жестяного.
они ж попискивают, как лютики, как гости,
чуть дышат мышками
и лапками чуть-чуть.
на ящике от злости хрустит сургуч,
сношаются стрекозы,
вальсируют друзья убитой.
но нет вины признания,
содеянное тоже растопили
и через воронку влили в ящик.
во имя цикла нового рожденья,
отрывки фиолетовых лобелий
посыпав с головой.
***
голова - переноска для рыб.
расстёгиваешь по пробору скальп,
вкладываешь 9 барбусов и три таракатума,
прыскаешь удобрение
и валишь под костяным фарфором снежинок
к стеклянному дому.
пока идёшь -
в зрачках резвятся суматранцы,
в белках режутся жабры.
со стороны похож на дурачка,
а изнутри - на природного повелителя.
после - лопаешься от важности,
голова разлетается на миллион весёлых кусков,
освобождённые рыбы дружно плюхаются в сугробы,
покидая место происшествия потаённой подснежной тропой.
***
извращения солнца на белой бумаге
перекручены лучами и квантами.
кажется, что свет выделяет яд,
яд накручивается на спирали галактик.
дешёвый вечер между одинаковых домов
превращает меня в космонавта,
летящего на забитой папиросе в закат.
***
чёрная, как дыра, лужа вскрыла пространство асфальта.
резиновые китайские сапоги пересекли горизонт событий,
подтягивая меня к неизбежному.
но я умудрился выскользнуть из сапог,
используя стальную палку, как рычаг.
трясущимися руками я закурил тонкую сигарету.
стоя босиком на асфальте,
я смотрел на свои резиновые сапоги болотного цвета,
которые удлинённо размазывались и поглощались лужей.
рядом ходили туристы, которые улыбались.
я тоже улыбался им в ответ.
кто-то предлагал помощь,
кто-то грозился вызвать полицию.
но я стоял до полного исчезновения сапог.
не знаю сколько прошло времени,
но когда сапоги исчезли,
я был полностью засыпан осенней куркумой.
***
ад обшитый ламинатом;
товарная скорость на слизывание акций;
рубикон судного дня
и мускат белый красного камня
в окаменевшем протезе руки,
чтобы отметить день падения.
розы накаливания растут из потолка;
баночки с анализом янтаря жмутся одна к другой;
дышит мухомор над печью крематория
и сладкий сырный сон
заставляет стонать спящую женщину
ближе и старательней,
дабы отметить день отмирания.
грубость рук на изводе кофемолки;
зёрна, терпящие бедствие и бедность;
взаимное непроникновение в игольные уши друг друга
и купание в луже над стайкой цикад,
натирающих спину трещотками звуков,
чтобы закончить день звёздочкой безумия
и спастись.
***
руки Рильке -
встревоженное тесто мозга
на подходе синих людей к оранжевым полям.
руки Рильке -
измышления в ретро стиле
в тоннеле внутри радуги,
ведущей под кожу любовных прикосновений.
руки Рильке -
история с весёлым концом мастера
по уходу за петуниями и лобелиями,
выросшими на лысине мироздания.
***
на широкой диафрагме рта мир держится:
матерные трели перекатываются из стакана в рюмку;
кабанчики, несущиеся по языку,
почёсывают загривки о верхние зубы;
а если и салюты праздничные извергаются из недр,-
так тому и быть.
блевонтин - понимаешь ли.
несётся мир на широкой диафрагме:
горизонты размыты - ни черта не понять;
в р_е_з_к_о_с_т_и - лишь движения к ближнему своему.
и никак не засветить плёнку на январском солнце.
***
дружба из пластика;
навязчивые чемоданы,
красноречиво затянутые на болты;
эргономичные швабры,
возомнившие о себе;
ароматные узбечки
в светоотражающих жилетках;
пустотелый визг семимесячных малышей,
полиэтиленовая колючая проволока-обволока.
глаза - в глаза на стойке регистрации.
вылет в трубу.
***
голоса из храма, намотанные на шпульку,
строчат просьбы наверх в условиях кризиса.
воздух рассасывается во рту глицином,
чтобы угомонить стыд до каления.
мимо идущие - ветрам вторят и кланяются.
кто-то подтыкает страх в трещину старого дома,
кто-то наковыривает на себя наговоры.
избежать - сладкая, как стевия, иллюзия;
как её соцветия - история про украденные часы.
а в целом - похож вечер и колокола его
на чашку разбитую в условиях кризиса.
пусть.
***
окно - это райская война.
смотрю в войну.
самоизолировался над схваткой.
вдовствую, но как-то исподтишка,
как бы с ухмылочкой.
железные ангелы обмётывают по краям русское небо.
жирок капает со ставень на подоконник.
кормёжка эта так себе - скорей подлизывание,
скорей выманивание
на васильковую блажь в парадной копоти,
на пижмовые страдания внутри девушки лунной.
но хитро прищуриться - не запрещено.
сделал глаза и включил дурачка.
по радио
новости о себе слушаю,
мол, потеряно в битве 37 задорных плевочков-солнышек,
мол батистово и раскатисто в садах с яблоневыми пнями.
пледик с огурцами под вечер налез на меня,
греет-баюкает,
выдать солдатам хочет,
дежурящим меня на входе сна.
спящим бы притвориться,
да врата широки.
бодрствую-дозорю у окна:
авось живое проползёт мимо
меня.
***
ангел в таксомоторном парке
покрывает себя чешуёй леща.
каждую пластинку промазывает языком
и приклеивает на своё шахматное тельце.
ранее солнце рассыпается перхотью
над многоэтажками и многоножками,
вальсирующими в сторону работы.
вроде тревожно.
кажется, что должна случиться некая фигня,
которая обозначит пределы.
ангел, покрытый чешуёй леща,
переливается радужными взрывами
под рассветной феерией.
ангел занят самолюбованием
и планом дорожно-транспортной мести.
действующие лица кульминации:
уже почистили зубы, позавтракали
и вышли на финишную прямую.
***
паклю золотистого сна
из рта комьями-комьями!
валятся-валятся комья те
на абрикосовый перелив утреннего неба.
утро - как чай скупердяя:
жидкий да по башке.
а на разливе дороги до ларька
глазоокая грязь с хризоцитами:
лизни - и богат в упор.
ну, то - такое.
сидишь блаженен -
в избе - галактики с бетельгейзе,
за окном мошна дождевая позвякивает,
мокрой смородиной пахнет.
а ты - царь Такой.
но из ушей песочек серебряный сыпется
по шкатулкам да сундукам.
всё впрок. пригодится.
нищебродная такая весна -
что все в лохмотья переплевались.
дыры лезут из памяти,
растирки из кожи выделяют долги,
кудрявятся мёртвые волосы.
мокрый и голый сидишь под кустом -
дурачком улыбаешься
и так правильно на душе.
***
томится в печи пространственная аномалия.
река с прожилками молока
в левом углу печи образует водоворот;
невесомый пепел журнала мурзилка
кружит на переднем фоне;
по боковым стеночкам печи
стоят солдатиками облака с бетонной фактурой.
в центре печи - царь-пирог
на трёх огнеупорных жабах
кружится вокруг своей оси.
в пироге - похоронка.
Комментариев нет:
Отправить комментарий