Цикл "Приблизительное существование на границе изморози" из книги "Потворство реальности" написан с 17 января по 6 ноября 2020 года.
***
по воскресному вывернулись
на мартовское солнце с дочерью.
она чирикала про кошачье целеполагание;
сидела у меня на плечах,
закрывая мне глаза моими же волосами.
впотьмах я донёс её до детской площадки.
разыгрывая качельную космонавтику,
мы поняли, что это не интересно.
бросив качели на произвол,
мы на карачках стали искать осколки льда,
обломанные ветки средней величины,
и камни, величиной с каштан.
набрав солидную коллекцию этих магических предметов,
мы выложили всё найденное кучками на скамейку
и ушли.
мы знаем, что этот шаманский метод сработает.
когда-нибудь обязательно сработает.
***
Слезой лежалой вытечь за порог.
И течь по саду
точно по лицу: между бровей гноиться,
пересекать щеку и сердце сечь зрачка.
Над родинкой испариной кружить,
тонуть в безлепетной молве,
на языке вертеться, прощаться речью
солоноватой перелётной из ок в глаза.
Желанье рухнуть наказать узором крови,
кровоподтёком мессу завершить.
Ресницам верить,
морщинам потакать,
набухнуть плотью,-
мясной слезой на костылях вернуться в дом.
Расплыться лизуном на кружевных оборках
и ждать соседей на поминальный ужин о ручье.
И не ручаться, не ручиться в январе.
***
ландшафтные изумруды из-под снега -
усиление глазам яркости.
морозный сухой камыш
торчит вкривь из полусугроба.
шубная женщина вырывает его,
чтобы шумно поковыряться в платиновых зубах.
солнце елозит по грязным стёклам,
продирает склеенные глаза малыша.
он царапает навскидку воздух
с другой стороны окна.
на подоконник плюхается жирный голубь,-
утро объявляется открытым.
***
зима не случилась. да, и тихо совсем.
только брякает банка из-под тушёнки на электрошнуре.
в сруб не войти - вода запришла привыкать;
прижимать пришедших с той стороны лощины,
где мох на звёздах настоян,
лежалым медведем прижат.
окна пледом (в крупную клетку) затянуты вскользь;
луч цедит через ткань ниточки солнца,-
не то, чтобы греться-согреться,
а ради шутки и глаз, как будто посыпанных предпортовой мукой.
поскрёбыши снега из погреба - в тёплых ладонях.
того и достаточно, так упокоим-помянем.
***
Жене Гаеру
жор на сердце.
с могильной сырцой - апрельская жатва.
друзья, вдетые в облака,
измазали небо свечением.
так светло!, что самолечение
болью
становится весточкой от Анубиса.
скрипучая шарманка комнаты
в пятиэтажной хрущёвке
наяривает меня,
распродаёт по дешёвке.
хрустят потолки,
шестерёнки реки
перемалывают берега от души к душе,
чтобы мы друг другу - мишень.
чтобы враг с рогами,
инкрустированными жемчугами,
в нефтяной хляби взалкал и тебя -
лягушонка,
парящего в потоках потусторонних ветров,
покинувшего старуху-шарманку.
***
минус апрель.
странные гости в углу
надевают на страхи мундир и корону.
корчится ночь на приступке окна.
приступ избежного в “не”
нарастает сумбуром фонарной эстрады
для камарильи.
дочь расцветает на входе -
она хризантема в подгузнике вазы.
любуюсь. люблю.
из лейки капает нежность,
похвалы удобрение
питает крикливые тени и вдохи.
я для неё - супер-кот
минус апрель.
***
изломанные кусты чубушника.
в них наращивает себя копошащейся жизнью
мёртвая кошка.
разноцветные мечи проезжающих мимо машин
на длинной выдержке глаз.
поводок заката на выгуле безнамордных псов
утыкается в грязно-сиреневый туман.
хочешь крикнуть: кто здесь?
но эхо ломается на первом слоге
и сворачивает в трубочку губы,
как умеет юный папоротник и внучатая племянница.
на подошве земля с лаконичной травой,
кварцевый песок
и расстеленная полоска изумрудного фонарного света.
***
грязный бархат вечера.
стук камнем в желейную дверь.
сосед с третьего (в гриме клоуна) втирает мне какую-то херь.
я вытираю пот полотенцем с красными петухами,
предлагаю ему зайти-уйти;
он танцует бумажно и складывается в оригами,
а я оказываюсь в своей заперти.
шевелю усами, щупальцами и дрызгом губ,-
выискиваю щели, дыры и пряные междометия.
в печальном воздухе летает весёлый труп,-
он издевается надо мной и рассыпает соцветия
лаванды - далёкой, девственной немоты.
зеркало в комнате трещит от переизбытка меня,
моих выделений, моей уникальной аминокислоты,
я взрываюсь в себе, так и не поняв, что это была западня.
***
притворство серым
за неимением поправок в луговой ремонт.
железобетонный потолок
со свисающими алыми птичками оригами;
старый ламповый телевизор
с серо-белым мельтешащим снегом
и закадровыми шипящими сводками с Донбасса;
саморезы, вкрученные в стену в шахматном порядке -
возможность направлять нитку, следуя их шляпкам.
игра в потворство серому
за неумением переливать радугу из ладони в ладонь.
***
если мысль.
если несколько сполохов её в банном просвете,
то, пожалуй, что и пора.
цинковые вёдра патриаршими колпаками на заборе,
храп множественной бабки.
храп застывший между бесконечных окон.
радуга в рытвине у колодца.
вот и отпускаешь себя отъезжать.
ну, будь.
постой на самом выплеске желания остаться
и будь, соответствием не окормленный.
***
навязчивая труха бороды,
светоотражающие кости в спецодежде.
скелет зимнего города без снега.
дворники на велосипедах Кама
снуют вдоль стен
и выискивают
неразрешённые граффити.
наткнувшись на трансформаторную будку,
где изображён Джон Леннон в очках-таблетках,
дворники начинают снимать слой за злоем,
чтобы докопаться до кирпичной кладки.
Под Джоном Ленноном они обнаруживают надпись:
“Странности ядовитого времени”;
за надписью проявляется грудь с набухшими сосками;
за сосками проступает закрашенный Виктор Цой;
за Цоем виднеется надпись ”Ебать Спартак, ебать!”;
за за надписью оказывается слой газет 1967 года;
на них чёрной эмалью выведено слово: “ХУЙ!”
***
ламповые духи в парадной.
развалы старых собраний сочинений,
мерещится синей сеточкой перегар.
я на связи.
мускулистые зеленоватые стены,
кадык лифта до 17-го мгновения,
рубленые отпечатки пальцев на ниточках трещин.
я на привязи.
шафрановая девушка на скейте,
истончённая угроза свинообразного соседа,
бойня насекомой социализации.
я на узи.
***
Странная голова.
Летят звуки,
мерцают зелёной фатой на искренних простынях.
Даётся формула
несчастного соединения
амальгамы с модой.
Истреблением векового обручения
на ветках обойное предвкушение.
***
приблизительное существование
на всплеске корявой волны.
куда вынесет…
насколько замоет…
мерещатся смены времён года
в надёжном ларьке
с трёхлитровыми банками белорусского сока,
с контрабандными сигаретами и чупа-чупсами.
думаешь о том, что не хочешь думать.
листаешь старое..,
проветриваешь голову никотином и ноотропами.
и всё такое зыбкое -
что сплюнешь и исчезнет.
но это не точно.
***
граница изморози на расслоившемся линолеуме.
пусть так.
одно дышит, другое замирает.
со стороны юга - узоры теплее, но беднее.
на северном же отроге - кружевное благолепие.
свалка вообще место чудес.
стопорит время
и внутри его начинает кутерьму
малого времени .
малого времени по своим правилам.
необходимо только найти границу изморози
в квартале собственноручного проживания.
***
накармливать воду собой.
нацеживать ей (этой вот, как её там..) по капле.
пускай подавиться.
шариком с золотым единорогом, как война,
залюбоваться и проспать к завтраку.
вечером слегка услышать, что к столу были
яйца всмятку и русский сервелат на батоне.
немного посожалеть,
но совсем не долго, как будто до Индии
пару электрических остановок.
вспомнить, что вода проголодалась.
пойти накармливать её собой вечерним
с барахлом прошедшего дня:
с запонками, нервозами и перхотью.
прозевать ужин.
узнать за очередным завтраком,
что на ужин был кипяток,
что вода сварилась и стала мёртвой.
переживать весь день.
готовиться вечером идти к водоёму
накармливать воду собой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий